Почему матери тревожатся за детей больше, чем отцы

Ямама двух молодых людей, один из которых еще подросток. Мои дети много трудятся, но и развлекаются на всю катушку. У нас в Лондоне это означает, что вечером они могут оказаться то в клубе в Брикстоне, то на вечеринке в Пэкхаме, то на тусовке в Хэкни и вернутся домой, скорей всего, под утро.

Не могу пожаловаться, они стараются держать меня в курсе, и обычно я ложусь спать, получив от младшего смску типа: «Вернемся часа в 3, люблю тебя». В наши дни 3 ночи означает «не поздно».

То есть все вроде бы идет хорошо. Но не для меня. Только не для меня. Я твержу себе, что мои дети разумные люди, что им необходима независимость, что Лондон в целом относительно безопасный город, что насильники и грабители среди таксистов практически не встречаются, – но все равно мне очень трудно уснуть, пока я не услышу щелчок дверного замка.

Меня не оставляет тревога, она пронизывает мои сновидения, а зачастую я вообще не смыкаю глаз, прокручивая в фантазиях самые страшные сценарии. При этом мой муж преспокойно сопит рядом, а наутро он и дети наслаждаются воскресным завтраком, тогда как я после бессонной ночи чувствую себя совершенно разбитой.

Добро пожаловать в мир материнской тревоги! Я говорю сейчас не о том стрессе, о котором клинические психологи пишут научные статьи и который ведет к серьезным проблемам у детей. И не о тех вполне естественных волнениях, которые переживает любой нормальный родитель, если ребенок заболевает или сдает важные экзамены. Нет, я про повседневную, не столь сильную фоновую тревогу, вызванную опасностями, которые мы всего лишь воображаем себе и которая управляет нашей жизнью.

Мою приятельницу доктор даже спросил, не случилось ли ей потерять ребенка, – он не мог понять, почему она так сильно переживает из-за аллергии на орехи у ее сына. Другая подруга рассказывает, что ее 20-летняя дочь стала листать свою медицинскую карту и расспрашивать мать о своих детских болезнях: «А это что у меня было? А это?» – а та не могла ничего толком вспомнить, кроме собственной жуткой тревоги.

Одна молодая мать недавно с горячностью сказала мне: «Я страшно злюсь на себя. Эта неотступная тревога! Муж говорит – хватит уже волноваться, а я не могу ничего с этим поделать».

Мне кажется, подобные разговоры происходят почти исключительно в женском кругу. Это своего рода универсальный язык, понятный женщинам любых возрастов, классов и национальностей. Такие разговоры – вид зависимости, некая компенсация, впрочем, слабая, за все наши дни и ночи, наполненные тревогой. Они кажутся такими старомодными. В конце концов, мы живем в XXI веке, который поставил под вопрос все связанное с полом и гендером, включая само тело. И тем не менее женщины по-прежнему тащат на себе этот эмоциональный груз, связанный с семейной жизнью, и казнят себя за это.

Моя знакомая, мать-одиночка, вспоминает, как резко отличались у них с бывшим мужем эмоциональные переживания: «Я попала в классическую западню: с одной стороны, тревога за детей, пока я на работе, с другой – тревога за работу, пока я с детьми. А муж на работе полностью отвлекался от мыслей о детях – его коллеги вообще не знали, что он отец!»

Что с этим делать и можно ли это изменить? Психотерапевт и писатель Грэм Мьюзик (Graham Music) признает, что это вовсе не просто. «Не хочется вступать на путь биологического детерминизма и объяснять все лишь нашей природой, – говорит он. – Однако некоторые исследования свидетельствуют, что есть определенная связь между гормоном окситоцином, который вырабатывается в организме кормящей матери, и симптомами обсессии».

Неужели материнство – это некая разновидность обсессивно-компульсивного расстройства? Не слишком-то приятная новость. Но дело еще и в культурных нормах, отмечает Грэм Мьюзик: «В западной культуре признается естественным, что женщины могут испытывать тревогу и беспокойство, тогда как мужчины защищены (и защищаются) от тревоги тем, что им необходимо «быть сильными» и «решать проблемы». Тестостерон снижает тревожность и действует как своего рода антидепрессант».

Конечно, изредка встречаются и тревожные отцы. Но как насчет подавляющего большинства мужчин, наделенных природными антидепрессантами? Они ли решают семейные проблемы? Не пора ли признать, что этим все-таки занимаются тревожащиеся матери? С другой стороны, «женщины хоть и жалуются, но не готовы уступить пальму первенства чувствительным мужчинам, – полагает Грэм Мьюзик. – И многие из них любят именно сильных мужчин. Так что тут все не так однозначно».

И даже если мы считаем, что хорошо бы мужчинам делить с нами наши тревоги, изменить укоренившиеся традиции исключительно трудно. Мы видим это на примере многолетних дебатов насчет разделения домашних обязанностей между мужчинами и женщинами.

А пока скажем наконец доброе слово про тревожных родителей. Их эмоциональная включенность достойна уважения. Кто-то же должен всегда быть начеку, чтобы не спутать грипп и менингит, чтобы заранее продумать весь план путешествия или подготовки к экзаменам, чтобы вовремя разглядеть, что ребенок связался с плохой компанией?

Тревога часто изматывает и опустошает? Да. Она больше, чем это необходимо? Почти наверняка. Но давайте признаем, что она почти неизбежна, когда мы стремимся вырастить достаточно независимых и достаточно счастливых детей.

Вспоминаю, как меня растрогал рассказ моей мамы, которой тогда было хорошо за 70. Она призналась, что каждую ночь перед тем, как уснуть, обращается мыслями к каждому из своих взрослых детей, размышляя, как складывается их жизнь. Эти мысли, говорила она, как луч маяка, который во тьме высвечивает то один, то другой участок моря.

Хоть и слишком поздно, но я все-таки поняла, что ее жизнь была проникнута тревогой за нас. Однако она не позволила этой тревоге ни поглотить ее, ни омрачить нашу, в общем и целом, радостную жизнь в семье. Когда я думаю о своем детстве, мне на ум приходят отнюдь не панические настроения матери, а наши разговоры, смех, совместные путешествия и приключения. И это, несомненно, самое главное ее достижение.